“Они убедились, что мы достаём до базы, а перебазироваться – это очень сложно”. Советник Офиса президента Украины Алексей Арестович заявляет, что удары по российским военным аэродромам показали: Украина способна совершать атаки в глубоком тылу противника. О соотношении сил и возможностей, а также о новом явлении публике Стрелкова-Гиркина – военный эксперт Давид Гендельман, политолог Олег Саакян и журналист Леонид Швец. Ведет программу “Лицом к событию” Елена Рыковцева.
Видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Атаки беспилотников на российские аэродромы (а я намеренно не потребляю слово “украинских”, потому что официально украинская сторона не говорит, что они прямо наши) и ответные удары российской стороны (а российская сторона заявляет, что это украинские беспилотники бомбят ее аэродромы, уродуют ее технику, поэтому мы наносим ответные ракетные удары по украинской инфраструктуре) – вот эти ответные удары снова и снова возвращают нас к теме, сколько же ракет уже выпущено, сколько ракет осталось. Смотрим сюжет.
Елена Рыковцева: Начнем с того, что все заявления украинских военных российская пропаганда объявляет безумными. При этом они ссылаются даже не на данные своего Министерства обороны, а на данные иностранной прессы. Сегодня, например, для того чтобы доказать, что все это безумие, что наши ракеты как-то ограничены или у нас их не хватает, мало, они ссылаются на статью в “Нью-Йорк таймс”, которая называется “Русские ракеты были сделаны через несколько месяцев после того, как санкции вступили в силу”. Когда российская пропаганда начинает объявлять, что на ее стороне “Нью-Йорк таймс”, опровергающая заявления украинцев, они говорят: “У “Нью-Йорк таймс” другое мнение, Москва в состоянии производить ракеты и после введения западных санкций”.
Что же на самом деле написано в этой статье? Что действительно, судя по обломкам крылатых ракет, найденных в Киеве после атаки 23 ноября, одна из ракет была изготовлена этим летом, а другая завершена после сентября, о чем свидетельствует маркировка на оружии. Но это не значит, что Россия нашла способы приобретать полупроводники и другую технику, несмотря на санкции. Это может также значить, что у нее были значительные запасы компонентов до начала войны. Также аналитики этой газеты говорят, что на самом деле пока для них, по крайней мере тех, кто участвует в опросах журналистов, невозможно сказать, что у русских не хватает оружия. Может быть, то, что крылатые ракеты, которые были выпущены по Киеву, созданы совсем недавно, симптом этого, а может быть, и нет. Вот такое предположение, никак не опровергающее выводы украинских военных.Если в ноябре на фронте применяются ракеты, произведенные в октябре, косвенно это может говорить о том, что их осталось не так много
С нами на связи военный эксперт из Израиля Давид Гендельман. Давайте сначала обсудим эту историю с количеством ракет. Все время живет надежда, что вот-вот, это не может продолжаться вечно… На ваш взгляд, чьи подсчеты ближе всего к истинному положению дел?
Давид Гендельман: Понятно, что данные как о производстве, так и об имеющихся ракетах – это сейчас в России государственная тайна, поэтому точных данных, помимо них, ни у кого нет. Можно смотреть на косвенные признаки. Если в ноябре на фронте уже действительно применяются ракеты, произведенные в октябре, косвенно это может говорить о том, что их осталось не так много, потому что идеальное положение – когда ракеты производятся и идут на склад, а на фронте применяются ракеты, произведенные раньше, у которых уже приближается истечение срока хранения. Если действительно применяются ракеты чуть ли не прямо с конвейера, это косвенно показывает, что запасов не так много. С другой стороны, это еще не значит, что действительно подошли к последней красной черте: на сколько-то таких обстрелов у них явно еще осталось.
Елена Рыковцева: С нами Леонид Швец. Почему российские пропагандисты в качестве доказательств своей правоты, как правило, не используют российские источники, не говорят: а вот наши промышленники сказали, что мы справимся. Они говорят: “Нью-Йорк таймс” опровергает украинские данные. Почему это все еще авторитет?
Леонид Швец: По всей видимости, так: посмотрите, что они сами говорят. Я не вижу другой логики. Хороший ответ будет: мы-то точно не знаем. Наверное, “Нью-Йорк таймс” тоже что-то слышали, но тоже не знают. Точно знают в России, сколько у них чего осталось. Может быть, Резников знает лучше, чем “Нью-Йорк таймс”, а мы тут вообще заложники, мы пытаемся судить по косвенным сведениям.
Первое: то, что действительно пошли какие-то свежие ракеты, – косвенный признак. Тут две тенденции: с одной стороны, пошли новые ракеты, с другой стороны, идет какой-то хлам, старые советские ракеты. Самый яркий пример последних дней – это те несчастные тюлени, которые массово гибнут в Каспийском море. Появилась версия, что они гибнут, потому что часть ракет, которые запускаются из акватории Каспийского моря, не летят – они падают в Каспийское море. Поскольку ракетное топливо очень токсично, это экологическая катастрофа. Так это или не так, мы не знаем, мы “чайники”, “пиджаки”, как военные обзывают гражданских. К счастью для нашей страны, инсайдов никто не даст. Вот в таком мире мы сейчас живем, это надо понимать.
Елена Рыковцева: У нас на связи политолог из Киева Олег Саакян. Когда идут подсчеты, сколько ракет выпущено, сколько осталось, это скорее действительно область самовнушения. Вы считаете, украинской стороне для поддержания духа своих граждан выгодно преуменьшать количество российских ракет или, наоборот, чтобы не расслаблялись, говорить, что там еще достаточно много, запасы есть?С одной стороны, пошли новые ракеты, с другой стороны, идет какой-то хлам, старые советские ракеты
Олег Саакян: Это психотерапевтическая функция. Здесь, я думаю, украинская сторона как раз не заинтересована искажать цифры ни в одну, ни в другую сторону. С одной стороны, можно было бы занижать, если бы мы видели некие панические настроения, тогда можно было бы сказать: сейчас уже закончится, буквально послезавтра, еще неделька. Но мы видим, что риторика украинской власти и военно-политического руководства противоположна этому. Все прекрасно отдают себе отчет в том, что в ближайшее время ничего не закончится, это надолго, соответственно, сколько бы ракет ни было, надо готовиться к худшему. В принципе, так украинское общество вокруг этого и мобилизируется.
С другой стороны, говорить, что ракет еще много, соответственно, силы еще велики, дальше завышать количеств ракет также не имеет смысла. Если общество мобилизировано и готово к худшему, зачем тогда нагнетать эту картинку, ведь не стоит задача мобилизировать его. Поэтому я не думаю, что здесь некая пропагандистская работа в увеличении или уменьшении цифр, скорее наоборот, выполняется другая задача – это просто информирование и фактически задавание собственной повестки. Украинский Генштаб, Министерство обороны, военно-политическое командование стараются максимально давать информацию и держать плотность этого потока, чтобы они оставались ключевым источником получения информации для украинского общества.
При этом (я, может быть, чуть-чуть открою тайну) постоянно делаются социологические исследования, власть прощупывает, что хочет слышать общество, а что оно готово не слышать. И вы не услышите в украинских эфирах ряд цифр от украинского военно-политического командования ровно потому, что в обществе есть презумпция того, что данные цифры необязательно озвучивать, общество не требует от властей их озвучивания (например, те же цифры о потерях). Все это очень четко замеряется и отслеживается.
Елена Рыковцева: Мы переходим к нашей главной теме – того ущерба, который наносят беспилотники российским аэродромам, российской военной инфраструктуре. Смотрим сюжет.
Елена Рыковцева: Пока мы с вами слушали этот сюжет, пришли совершенно удивительные новости. На этот раз Москва отвечает на атаки беспилотников не новыми ударами, а наоборот: “Москва готова вернуться к диалогу с западными странами по гарантиям безопасности, если на Западе проявят к этому интерес”, – заявил замглавы МИД РФ Сергей Рябков. Попробуем оценить тот военный ущерб, который наносят беспилотники, украинские или нет – будем каждый раз оговариваться, что нам точно об этом неизвестно.Удар по базе стратегических бомбардировщиков, носителей в том числе ядерного оружия – это уже удар и по престижу, и по имиджу армии
Давид Гендельман: В первую очередь надо подчеркнуть, что даже если конкретный физический ущерб не особо велик, то эти удары приводят к тому, что российские ВС вынуждены выделять много сил и средств для сохранения огромного количества объектов. Как мы видим, сейчас эти объекты могут быть расположены даже в глубине территории России: тот же Энгельс – глубокий тыл. Кроме того, моральная составляющая: само то, что нанесен удар (даже неважно, какими именно техническими средствами) по базе стратегических бомбардировщиков, носителей в том числе ядерного оружия – это уже удар и по престижу, и по имиджу армии в целом, не говоря уже о том, действительно ли поврежден один или два самолета. В конце концов, даже без такого важного стратегического бомбардировщика, как Ту-95, который больше не производится, в принципе, можно прожить, но само то, что такие удары наносятся по стратегическим базам, – это очень большой урон для ВС России в целом.
Елена Рыковцева: Леонид, как вы объясните, почему украинская сторона не хочет сказать – наши, официально, не только Арестович, который все-таки не самое официальное лицо, в своих стримах с Марком Фейгиным?
Леонид Швец: Я, честно говоря, не очень знаю, почему. С другой стороны, а чьи? Монгольские, что ли?
Елена Рыковцева: При всем уважении к Монголии, конечно.
Леонид Швец: При всем абсолютном уважении к Монголии, тем более, глядя на то, как там сейчас протестует народ, который оказался гораздо более способен на сопротивление, чем один другой, очень большой и очень великий народ. Безусловно, здесь психологический фактор: да, мы можем. Так, летом произвело огромное впечатление то, как начали работать по Крыму. Крым, казалось, вообще где-то за скобками, давно контролируемая территория, но тут случилась Новофедоровка, потом еще, потом уже и до Керчи стало долетать, потом стали кошмарить основную базу в Севастополе. Конечно, все это производит благоприятное впечатление на Украину; когда на фронте реально тяжело, людям нужны такие успехи, знаки того, что мы можем. Допустим, даже беспилотник не достиг какой-то цели, ничего не разрушил, хотя мы видим, что часто они достигают этих целей. В этой ситуации, конечно, эффект потрясающий.
Я просто напомню, что вчера Путин попытался изобразить очень богатый пиар-эпизод: он приехал, прокатился по Крымскому мосту. Отдельно – почему он проехал на враждебной машине “Мерседес”: бронированного “Москвича”, наверное, еще не изготовили или “Ладу Гранту”? На этом фоне доложен был быть нанесен удар по Украине, и все вместе это должно было произвести тот самый эффект: великая Россия наводит порядок, Крым по-прежнему наш, ничего не бойтесь, мы с вами, все в порядке. И всю эту картину просто сносят сообщения об этих ударах глубоко в тылу фактически по базам ядерной триады. Это потрясающе! Действительно, не так уж важен реально нанесенный ущерб, как психологический, символический ущерб. То, что мы видели в пабликах военкоров, военных блогеров, – это просто опять очередная, более-менее затихшая было волна возмущения относительно собственной мощи: вчера опять был, как у нас говорят, вой на болотах. Это многого стоит. Зачем говорить, что это наше, как мы это сделали? Как-то сделали. В том, что это мы, не сомневается никто.Путину необходимо продемонстрировать, что его игрушка, Крымский мост стоит как символ власти
Елена Рыковцева: Олег, также спрошу ваше мнение по поводу этого шоу человека в капюшоне на мосту (там сначала показывали глаза за рулем, потом капюшон). Мы, как обычно, не знаем, что там за всем этим кроется, кто там ездит по этому мосту и проверяет, какая опора была разрушена. Вы думаете, зачем это было вчера сделано, чей дух поддерживать?
Олег Саакян: Дух россиян, понятное дело. Путину сейчас необходимо продемонстрировать, что его игрушка, Крымский мост стоит как символ власти. Я согласен: Украине нет смысла бравировать тем, что это мы, не мы, всем и так прекрасно понятно. В данном случае удар по Крымскому мосту неизвестной взрывчаткой, неизвестными сторонами – это, так или иначе, очень серьезный удар под дых путинскому режиму, поскольку фактически в России Крымский мост был вторым по значению и по охране объектом сразу же после Путина (вторым – не из-за количества охраны, а из-за того, что просто Путин может перемещаться, а мост не переместишь): я думаю, он был в принципе сопоставим по охраняемости. Если Украина смогла ударить по Крымскому мосту, это означает, что дотянуться могут до кого угодно и куда угодно.
Точно так же, как сейчас удар по ядерной триаде. Поскольку эти стратегические ракетоносцы – действительно оружие прошлого века, не скажешь, что они кардинально влияют на боеспособность. Хотя у меня есть определенная гипотеза относительно того, что эти удары были не только важны символически, но и время подобрано тактически важное. Мы ведь знаем: за неделю до этого украинское разведывательное сообщество активно предупреждало о том, что готовится массированный удар, более ста ракет, чтобы пробить украинский зонтик противоракетной обороны. И тут, когда все готово, ракеты навешены, украинские (вероятнее всего) беспилотники дивным образом достигают именно тех самолетов, которые должны были вылетать и стрелять по Украине! После чего происходит залп – 70 с чем-то ракет. От планируемого количества ракет 40 явно не было добавлено. Было всего две, а не три волны обстрелов, как при предыдущем большом российском обстреле. Соответственно, не было достигнуто ни одной значимой стратегической цели, поскольку это количество было вполне себе перевариваемо для украинской противовоздушной обороны.
И тут у меня сопоставляются эти два факта. Мы можем предположить, что этот удар был нанесен еще и для того, чтобы сорвать возможность массированного удара России по Украине и продемонстрировать, что данный удар не состоится в полном объеме. Тем более очень вероятно, что он готовился на сегодняшний день: в России всегда любят “поздравления” на символические даты, а сегодня День Вооруженных сил Украины. Вполне вероятно, что России пришлось отстреливать этот залп на сутки раньше, чтобы прилетело сегодня ночью, – неизвестно. Тем более, что и сегодня прилетали беспилотники, просто по другим объектам. Вполне вероятно, что они были готовы вылетать не туда, куда полетели сегодня, а в случае, если бы не было произведено ракетного залпа, возможно, и по тем объектам, которые еще уменьшили бы возможности России использовать такое количество ракет.
Елена Рыковцева: Давид, можно ли действительно, исходя из суммы того ущерба, о котором известно, говорить о том, что в каком-то смысле был сорван новый массированный ракетный удар?Подаются какие-то сигналы, что уже неплохо бы поговорить
Давид Гендельман: Чтобы ответить точно, разумеется, надо знать, сколько именно планировали россияне. Теоретически такая вероятность есть. В любом случае само то, что через несколько часов после этого удара по Энгельсу и Дягилево был произведен массированный ракетный удар, показывает, что он готовился заранее: такие вещи с кондачка не делаются. Понятно, что он был подготовлен, раз уже через несколько часов вылетели ракеты. Действительно ли было снижение с более чем ста – это, разумеется, мы не можем точно сказать. Возможно, за счет того, что они решили ответить быстрее, может быть, даже не потому, что было повреждено сколько-то самолетов, просто не все ракеты успели подвесить, и общая сумма была ниже: теоретически это возможно.
Елена Рыковцева: Мы послушаем сегодняшний опрос – что говорят московские прохожие, отвечая на вопрос: беспокоят ли вас атаки украинских беспилотников?
Елена Рыковцева: Предлагаю обсудить свежие новости, которые приходят с дипломатических фронтов. Небезызвестный Василий Небензя сообщил, что “Россия готова к дипломатическому урегулированию на Украине для устранения причин, вынудивших начать спецоперацию”. На 9 декабря Российская Федерация запросила заседание Совбеза ООН в связи с поставками западного оружия Киеву. И самое забавное в этом, что Небензя, все это проговорив, призвав к дипломатическому диалогу, вышел из зала, как только слово было предоставлено его украинскому “коллеге”. Что происходит на этом фронте у них – у дипломатов?После Херсона стало ясно, что красивого выигрыша в этой войне не будет и быть не может
Леонид Швец: Очевидно, что подаются какие-то сигналы, что уже неплохо бы поговорить. Но это пока не больше, чем… В соцсетях есть такая функция – “помахать”: пока это махание ладошкой, знак, что неплохо бы поговорить. Содержательно, как только задевается вопрос, о чем, собственно, говорить, все сразу говорят (в принципе, это и у Небензи прозвучало): нам же не понравилось в Украине что-то, давайте поговорим о том, как устранить в Украине то, что нам не понравилось, и то, из-за чего я выхожу из зала, когда туда заходит Кислица. Пока это невнятный объект желаний, я бы так сказал, но уже хочется, что характерно.
Елена Рыковцева: Невнятное желание потихоньку оформляется.
Леонид Швец: Я думаю, оно стало оформляться после Херсона. После этого стало ясно, что красивого выигрыша в этой войне не будет и быть не может. Теперь надо каким-то образом соскакивать с темы. А как? Давайте поговорим, как бы нам соскочить с темы. Тут опять дурацкий вопрос, который мне очень не нравится: давайте придумаем, как нам сохранить лицо нашему Владимиру Владимировичу. Давайте всем миром подумаем, как этому мерзавцу, который потерял свое лицо, обратно его нацепить и потихоньку отползти куда-то в сторону нормализации.
Елена Рыковцева: Давид, как вы расцениваете эти слова – просто как слова или как слова, ведущие к действиям, на которые подтолкнула дипломатов некая обстановка?
Давид Гендельман: Я согласен с Леонидом, что в целом пока еще общие слова, критики как таковой пока нет. Понятно, что это все делается не от хорошей жизни, в том числе играет роль положение на фронте. Если бы все шло, как они хотят, вряд ли они в последнее время так активно говорили бы о переговорах. Опять же, так как конкретики пока нет, в основном просто идет “давайте поговорим”.
Елена Рыковцева: Олег, откуда что взялось, откуда ноги растут для этих заявлений Небензи и замминистра иностранных дел Рябкова, который сказал, что готовы вернуться к разговору о гарантиях безопасности?
Олег Саакян: Я согласен с оценкой коллег в главном: не от хорошей жизни, а от военных поражений. Россия утратила военную инициативу, фронт для нее буксует, откатывается назад, только на некоторых тактических участках в районе Бахмута, Авдеевки Россия неимоверными усилиями продвигается на сотни метров вперед. На всех остальных участках Россия утратила инициативу, они потеряли воздух, так и не смогли возобладать в нем, они потеряли инициативу на суше и проиграли море. Поэтому на сегодня Россия не контролирует ни одного из трех пространств. Это, конечно же, подталкивает к тому, чтобы искать некие другие возможности, в частности, дипломатического решения ситуации, достижения тех целей, которых военным путем достичь не удается.Если бы все шло, как они хотят, вряд ли россияне в последнее время так активно говорили бы о переговорах
Но я далек от мысли, что Россия действительно хочет сейчас урегулировать конфликт и каким-то образом найти возможность выйти из него. Мне кажется, что прежде всего, помимо прощупывания на всякий случай, происходит вполне рациональная игра напускания тумана войны. Россия таким образом пытается имитировать готовность к переговорам, продолжая при этом удары и подготовку своих войск к новому витку военной кампании, поскольку мобилизированные все же так или иначе экипируются, подучиваются и подкидываются на фронт. Сейчас проведен призыв, после него, скорее всего, в России снова активизируется мобилизация. Собственно, все указывает на то, что Россия готовится к постзимней кампании на весну, им необходимо перегруппироваться и сейчас выиграть время, им нужна передышка.
Возможность таких переговоров – это максимум возможность достичь передышки, а программа-минимум – это просто декларирование подобных переговоров. Цели именно гарантии безопасности себе – это минимизация саботирования и противодействие западным поставкам более точного и эффективного оружия для Украины. Ведь всегда можно сказать, что тем, что поставили какие-то ракеты или еще что-то, сорвали возможность дипломатического решения. К сожалению, часть элит на Западе попадается на этот крючок. Соответственно, в том, что сейчас заявление Небензи стоит вместе с российским требованием созвать Совет безопасности ООН именно по вопросам поставок оружия Украине, тоже есть как раз этот месседж о том, что мы готовы к переговорам.
Елена Рыковцева: Но при условии, чтобы вы прекратили эту помощь.
Мы сейчас поговорим еще об одном персонаже этой войны. Чтобы как-то вас развеселить, я прочитаю новости, которые приходят о другом персонаже – о Дмитрии Медведеве. Оказывается, он сам пишет свои знаменитые твиты в телеграм-канале, потому что “такую штуковину никто за меня не напишет”. “У вас что, есть сомнения, что я сам это делаю? Да, там бывают вещи достаточно резкие, но никто за меня такого не напишет. Он просто побоится и скажет: ты что, сбрендил, что ли?” Если такое напишет пиарщик, то Дмитрий Медведев может его наругать, что он сбрендил, а сам он такое писать способен.
Пришли новости о том, что Игорь Гиркин жив. Почему я хочу выяснить это в отдельном сюжете – сама не так давно допрашивала Михаила Подоляка на эту тему. Посмотрим.
Елена Рыковцева: Леонид, как вы считаете, что это было? Мы вообще можем считать доказательством того, что он жив, появление этого поста в “ВКонтакте”?
Леонид Швец: Там потом появился еще один пост, где Гиркин уже в привычной своей манере брюзжит по поводу того, что он увидел на фронте, и обещает новые какие-то подробности по поводу увиденного. Я просто обращу внимание на то, что он пропал в тот момент, когда турбопатриотическая тусовка, для которой он является фронтменом, главным человеком, на которого ориентируются (это люди, которые хотят уничтожить Украину еще больше, чем Путин, критикуют Путина с другой стороны: дескать, как-то неубедительно ты ее уничтожаешь), была под впечатлением наступления под Изюмом, тогда появилась и критика Лапина, и прочая активная критика армейских. Многие военные блогеры тогда написали, что с ними была проведена работа, им сказали заткнуться. Как раз в это время Гиркин пропадает. Он был достаточно активен, значительно активнее Дмитрия Анатольевича в соцсетях, и на YouTube-каналах у него были постоянные выступления, и в Телеграме, а тут он просто пропал. Я думаю, это тоже был результат проведенной с ним работы – я уже не знаю, какими ведомствами, их там хватает.
Сейчас он вынырнул. Я, честно говоря, не знаю, почему его оттуда вытащили, может быть, посчитали возможный урон от того, что в каком-то подразделении его скрутят и отправят через линию фронта за выкупом, но Гиркин вернулся. При этом я отмечаю, что военные блогеры опять вышли, они опять начинают стонать, подвывать, опять стали фактором. Может быть, это, как обычно, какие-то внутренние игры ГРУ с ФСБ, а тут еще Пригожин, вся, извините, накипь с неприятным запахом и видом, которая сопровождает все это дело с 2014 года, а сейчас особенно ярко.
Елена Рыковцева: Он действительно выпалил целый залп этих постов. Сначала объявил, что он в Москве, потом рассказал о своих мытарствах: был в воинской части, на фронт его не допустили, незаконно выдали оружие и так далее. Он обещает и дальше делиться своими впечатлениями, а вот те выводы, которые он сделал уже сейчас: “Отмечу лишь, что в основе всех наших “нарастающих” побед на фронтах и направлениях СВО лежит глубочайший кризис стратегического планирования. Войска воюют по инерции, не имея ни малейшего представления о стратегических целях текущей военной кампании. В большинстве частей ВС РФ солдаты и офицеры не понимают, ради чего, за что и с какими целями вообще они воюют. Для них тайна, что является условием победы или просто условием для прекращения войны, а власти России не способны им этого объяснить. Отсутствие четкой военно-политической стратегии не позволяет военным разработать тактику, которая будет способствовать ее реализации. Наблюдая, как противник не спеша, не встречая противодействия, реализует свои собственные стратегические задачи, ничего хорошего в ближайшую неделю не ожидаю”.Гиркин пропал, когда турбопатриотическая тусовка была под впечатлением наступления под Изюмом
Самое главное, к вопросу о том, кто лучший подниматель духа во всей этой истории, большими буквами: “И да, Украина зимой НЕ замерзнет, НЕ взбунтуется и НЕ станет воевать хуже. Наоборот, солдаты ее, уже поверившие в свои силы в результате осенних побед ВСУ и находящиеся на полном обеспечении НАТО, будут лишь злее и упорнее сражаться против москалей, мстя за лишения, которые вынуждены нести их родственники и близкие в тылу”. Все это пишет человек из Москвы, не боясь, что за ним завтра приедет черный “воронок”. Как вы это расцениваете?
Олег Саакян: Очень банально. Я далек от мысли, что лидеры общественного мнения создавались только для либеральной тусовки, ориентированной на Кремль, с озвучиванием тезисов туда. Нет, конечно, они создавались на все страты российского населения. Эта черносотенная часть в российском обществе вышла из тени с войной, более четко себя артикулировала, даже приобрела некий социальный статус, то есть выросла. Соответственно, там необходимы свои лидеры, которые будут вести эту паству. Гиркин, он же Стрелков, он же Гоги, он же Жора, вполне себе подходит на эту роль.
Елена Рыковцева: Он ее ведет подальше от партии и правительства, от их вдохновенных целей и задач. Куда он уводит паству?
Олег Саакян: “Так называемая Украина” “под контролем Запада, на его обеспечении”, “войну необходимо наращивать”. Идет критика военного командования, но не политического прямо, Путина он прямо не называет. Это можно трактовать, как “царь хороший, бояре плохие”. Путин должен принять решение, ему надо опереться в этом на кого-то, мы должны стать опорой. Вся эта риторика для этой аудитории вполне себе оправдывает цели войны и то, для чего вообще все это необходимо.
Елена Рыковцева: Вы считаете, что она не является деморализующей? Она не деморализует хотя бы ту часть российского общества, на которую он сориентирован?
Олег Саакян: Если бы она деморализовала, он бы не собирал деньги на поддержку армии и не отправлял эту помощь. Благодаря его деятельности не поднимались бы люди из российских сел и не шли бы пополнять ряды российской армии. Для этой специфической аудитории данная риторика не является деморализующей, наоборот она является мобилизирующей к тому, чтобы идти. Как людям с московских улиц, которых вы включали, говорят: беспилотники, ситуация хуже… Они говорят: значит, надо давить сильнее, уничтожать Украину, не будет Украины – нет проблем. Эта аудитория, наоборот, живет в языке силы.Черносотенная часть российского обществя вышла из тени с войной, даже приобрела некий социальный статус
Елена Рыковцева: То есть, коротко говоря, его не посадят завтра на девять лет, как Илью Яшина, за фейки о российской армии. Если найдут, и если он жив, как я все время добавляю.
Олег Саакян: Вы абсолютно правы. Когда военные получили возможность прижучивать военных блогеров, Гиркин резко ушел на фронт. Это был очень хороший вариант, чтобы сохраниться, не попасть под каток, не объяснять потом, почему, как, где ты был, а потом вернуться и сказать: меня в очередной раз не пустили на фронт. Если бы репрессии продолжились, он находился бы там дальше, еще какую-нибудь военную победу одержал, условно. Но раз репрессии не удались, все прекрасно поняли, приструнились, Гиркин снова возвращается на коне, в своей роли.
Источник svoboda.org