Петербуржец Илья Бронский дал интервью о жизни с ВИЧ-статусом и был вынужден эмигрировать после нападения и угроз. Он рассказал DW о побеге через границы во время пандемии и о том, как одно решение изменило его жизнь.
На петербургского блогера Илью Бронского (настоящая фамилия Ильи – Агеев. – Ред.) напали после публикации в издании TJournal материала, в котором он рассказывал о своей жизни с ВИЧ-статусом. За избиением последовали новые угрозы. Илье удалось вместе с партнером добраться до Швейцарии, где оба попросили убежища. Корреспондент DW поговорил с Ильей о побеге через закрытые границы и о том, были ли этот маршрут предопределен после того, как Илья написал в приложении для знакомств “ВИЧ-статус положительный”. Интервью DW стало первым, которое Бронский дал после отъезда из России.
DW: Где ты сейчас находишься?
Илья Бронский: В данный момент я нахожусь в Цюрихе. В районе Технопарка. Это лагерь временного размещения беженцев в Швейцарии.
– Как выглядит этот лагерь? Ты один в комнате? Какие там условия?
– Я в комнате со своим партнером. Комната рассчитана на шесть человек, но живем мы в ней вдвоем. Здесь такой порядок, что в одну комнату могут заселять только выходцев из одной страны, а из России больше никого нет. Сам лагерь – общежитие в здании прямоугольного типа с закрытым внутренним двором. По условиям похоже на хороший европейский хостел.
– По сравнению с жизнью в Петербурге это падение уровня комфорта?
– Не могу так сказать. Есть ощущение, что это временное положение. Все сотрудники и охранники вежливо и деликатно с тобой общаются, очень хорошо организована внутренняя безопасность, в любой момент можешь покинуть центр и пойти гулять.
– Как я понимаю, решения по вашему статусу еще нет. Когда его должны принять?
– Это, честно говоря, неизвестно. Процедура не должна занимать более 140 дней. Все немножко замедлилось из-за истории с пандемией.
– Расскажи, чем ты занимался в Петербурге.
– В Петербурге у меня был бизнес. Коммуникационное агентство, связанное с социальными сетями.
– Это явно не низкооплачиваемый сегмент.
– Жаловаться глупо. По финансам все получалось очень хорошо.
– Твоя жизнь изменилась после публикации статьи в TJournal о людях с ВИЧ, которая, в принципе, не планировалась как сенсация. Или ты уже предчувствовал, что это будет бомба?
– Я предполагал, что это вызовет негатив, но неправильно оценил его масштаб. Еще в 2019 году, спустя месяц после того, как я узнал о своем ВИЧ-статусе, я открыто выставил его в приложении для знакомств и в Twitter. И с негативом сталкивался регулярно – наслушался всякого о себе. Но если ты не готов столкнуться с негативом, просто никогда ничего не пиши в соцсетях. А после публикации в TJournal пошла новая волна.
– Как я понимаю, то, что ты рассказал о ВИЧ-статусе в приложении для знакомств – естественно, ведь потенциальный партнер должен об этом знать. Другое дело – Twitter, там ты говорить об этом не обязан. Почему ты принял решение все-таки об этом рассказать? Просветительская деятельность, борьба со стигматизацией или просто тебе легче жилось без недомолвок?
– Первое вытекает из второго. После того как я опубликовал свой статус в дейт-приложениях… В России не принято открыто об этом говорить, обычно люди до последнего скрывают свой статус. На весь город может быть восемь человек, у которых поставлен этот статус, и то они сидят без личных фотографий в профиле. Я же открыл о себе всю информацию. И, столкнувшись с негативом на знакомствах, понял, что люди просто не знают, с чем они имеют дело. Существует огромное количество стереотипов, люди не знают, как передается ВИЧ, чем он отличается от СПИДа и так далее. Я решил, что должен в Twitter сделать такой образовательно-ознакомительный курс, который позволит людям избавиться от стереотипов.
– Тебе не кажется, что решение назвать вещи своими именами в приложении для знакомств неизбежно должно было привести тебя к эмиграции? Ты сам сказал, что первое вытекает из второго. Получается, жить с открытым ВИЧ-статусом в России невозможно даже в либеральном Питере?
– Тогда мне так не казалось. Примерно в то же время у Дудя вышел целый выпуск на тему ВИЧ, об этой теме говорили, да и я сам сумел полтора года открыто жить с этим негативом в соцсетях, который не выходил за какие-то границы.
– Насколько я понимаю, тебя обвиняли в двух вещах. Первое – что ты солгал о действительной причине заражения. И второе – что ты подстроил нападение, чтобы эмигрировать в Швейцарию.
– Все правильно, именно по этим двум пунктам.
– И как ты это воспринимал?
– Абсолютно безразлично. Постоянно найдутся люди, которым нужно негативно прокомментировать что угодно. Не обращаю внимания.
– Давай о первом пункте. Как я понял, ты думаешь, что заразился в стоматологической клинике.
– Врач считает это самым вероятным, так как на тот момент физически не могло произойти никаких других путей. Я был в моногамных отношениях, до этого были проверки каждый год. Мы с врачом сделали вывод, что это была медклиника на Чернышевской. К тому же было более 20 случаев обращения от бывших пациентов той клиники, у которых схожая история.
– Схожая история – это ВИЧ?
– Да. Вероятнее всего, они экономили на анестезии и использовали повторно одни и те же шприцы.
– История, как из 90-х.
– Бизнес по-русски.
– Ты думал о каких-то правовых шагах в отношении клиники?
– Думал и даже общался с юристом. Но мне сказали, что это абсолютно гиблая история. У нас в законодательстве даже есть статья за такого рода действия, но она недоказуема, ее невозможно применить. Это вообще не работает. Даже если у тебя был сексуальный контакт с человеком, который знал о своем статусе, но тебе не сообщил, привлечь его к уголовной ответственности нереально.
– Когда ты рассказывал о клинике, тебе не верили, думали, раз ты гей, то должен был заразиться в грязных подвалах?
– Да. Хотя, если бы я знал, что заразился другим способом, рассказал бы об этом. У меня нет закрытых тем, я не закомплексованный человек.
– Как хейтеры вышли на тебя?
– TJournal разместил один из твитов, первая волна негатива сразу пошла в Twitter и потом распространилась дальше. После нападения новость появилась в СМИ, получился эффект снежного кома. Одни издания перепечатывали другие, в итоге за двое суток поднялась такая шумиха, что я почувствовал себя под прожектором. Это привлекло еще больше негатива. Поэтому на следующий день я закрыл личные сообщения во всех социальных сетях.
– Почему ты принял решение уехать?
– Была прямая угроза, нападение и обещание продолжить эти вещи. Поступали угрозы и моим близким людям.
– Границы же закрыты из-за пандемии. Как вообще можно куда-то уехать?
– Мы думали о Евросоюзе и Канаде, вариант со Швейцарией получился случайно. Из-за ковидной истории все абсолютно закрыто, визу не получить, целенаправленно не прилететь, пришлось искать обходные пути. И я нашел перелет в Белград с пересадкой в Цюрихе. В Цюрихе мы и вышли.
– То есть у тебя не было швейцарской визы?
– Нет. А с Сербией у России безвизовый режим, ты летишь туда, как в Турцию.
– Вы купили билеты и сели в самолет вообще без виз?
– Да. Мы прилетели и первому же полицейскому пограничнику “сдались” на территории транзитной зоны аэропорта.
– Я даже не знал, что так можно.
– Да, это описано даже на сайте консульства Швейцарии. Попросить убежища можно на территории транзитной зоны по прилете. Это был очень трогательный момент. Нам налили чаю, пытались всячески успокоить: “Успокойтесь, все хорошо, вы в безопасности”. И буквально через четыре часа нас отвезли в первичный центр, где мы сейчас и находимся.
– Как ты видишь себя через год-два? Будешь интегрироваться?
– Интегрироваться обязательно стоит. Страна нам очень понравилась. Будем учить язык, переориентировать свою профессию, чтобы была возможность тут работать. И становиться полноправными швейцарцами.
Источник dw.com
