Иван Павлов, адвокат экс-журналиста Ивана Сафронова, которого обвиняют в госизмене, объяснил DW, в чем уникальности этого дела и каковы шансы Сафронова на оправдательный приговор.
Бывшему журналисту «Коммерсанта» и «Ведомостей» Ивану Сафронову 13 июля предъявили официальное обвинение в госизмене. Следствие утверждает, что Сафронов, с мая 2020 года работавший советником главы «Роскосмоса» Дмитрия Рогозина, в 2017 году передал секретные сведения спецслужбе Чехии, действовавшей под руководством США.
Адвокат Сафронова, создатель правозащитного объединения юристов и журналистов «Команда 29» Иван Павлов в интервью DW рассказал, в чем состоит уникальность дела Ивана Сафронова, чем объясняется рост числа уголовных дел, связанных с госизменой, кто входит в «группу риска» и подвержен потенциальному преследованию по статье о госизмене, и насколько велики шансы Сафронова добиться оправдательного приговора.
DW: Что произошло с тех пор, как Ивану Сафронову 13 июля предъявили обвинения в госизмене?
— С тех пор ничего не изменилось, нас никуда не приглашали. 16 июля состоятся слушания в Московском городском суде, где будет рассматриваться апелляционная жалоба на решение Лефортовского суда об избрании для Ивана Сафронова такой строгой меры пресечения как содержание под стражей. Мы категорически не согласны с тем, что решил суд первой инстанции, и поднимем этот вопрос в вышестоящем суде.
— У следствия есть какие-то конкретные доказательства того, что Сафронов совершил госизмену? Вам показали материалы дела?
— Да ладно бы нам! Суду ничего не показали! И это очень странно. Все-таки следователь, рассматривая ходатайство об избрании такой меры пресечения, должен документально обосновать свои подозрения. Это процессуальная обязанность следствия. На данной стадии не нужно представлять все доказательства, но какие-то улики, которые подтверждают основные факты, все-таки предъявить надо.
Например, если следствие утверждает, что Иван передал какую-то информацию, для чего, как они говорят, он «использовал Сеть интернет» (хотя с таким же успехом можно сказать, что он «использовал электричество»), то можно показать какой-то перехваченный мейл или распечатку телефонных переговоров. Ну, или еще что-то, что даст возможность суду понять, действительно ли человека необходимо содержать под стражей и насколько обоснованы все подозрения против него.
Обычно следствие как-то справляется с этой процессуальной задачей. Но уникальность дела Ивана Сафронова состоит в том, что в нем не было представлено ни одного документа. Суд рассмотрел совершенно пустые материалы — не было ничего, кроме постановления о возбуждении уголовного дела и пары протоколов. Совершенно пустого протокола задержания, где Иван отказался давать какие то объяснения, и протоколов его допроса. Но это обстоятельство, к сожалению, не помешало суду удовлетворить заявленное ходатайство следователя.
— Есть сведения о том, что за Иваном следили более полутора лет. Об этом что-то известно? Что могло стать причиной для начала слежки?
— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт. Единственное, что мы видели, это семь томов на столе у следователя, которые лежали в суде уже на следующий день после задержания Ивана. Семь подготовленных томов дела, приблизительно по 250 страниц в каждом — уже прошитых, пронумерованных, облаченных в картонные корки. Достаточно материалов, которые наверняка были получены в ходе оперативно-розыскной деятельности. Но ни одного документа из этих томов нам так и не показали.
— Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков подчеркивает, что обвинения в адрес Сафронова «никоим образом не связаны с журналистской деятельностью». Почему Кремль настаивает на том, что арест Ивана не имеет отношения к его прежней работе журналиста?
— Перед Кремлем сейчас стоит сложная задача. В стране есть спецслужба, которая не без усилий Кремля стала слишком, избыточно могущественной. Этот избыток могущества мешает спецслужбе заниматься настоящими делами, связанными с государственной безопасностью, и она весь накопленный ресурс пускает не на то дело, ради которого была создана. А одернуть эту спецслужбу уже страшно, мне кажется, даже самому Кремлю.
Поэтому Кремль оказался в очень непростом положении: в его интересах урегулировать этот ужасный инцидент с Иваном Сафроновым — потому что если этого не сделать, тогда из бутылки будет выпущен такой джин, которого обратно будет уже не загнать, и это будет чревато очень большими издержками для Кремля. Но урегулировать надо так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И как Кремль с этой сложной задачей справится, пока неясно.
— Вы защищали журналиста Григория Пасько, в 1997 году обвиненного в шпионаже в пользу Японии. Это был первый случай, когда журналиста обвинили в госизмене по 275-й статье УК РФ. Есть ли какое-то сходство между его делом и делом Ивана Сафронова?
— С 2001 года, когда был вынесен приговор Григорию Пасько, слишком много всего изменилось. Суды стали другими, да и журналисты тоже стали другими. Солидарность Пасько высказывали все СМИ — в том числе, и центральные телеканалы. Сейчас же федеральные телеканалы занимают очень осторожную позицию. Вероятно, они ждут какого-то сигнала, который должен последовать от тех, кто ими реально руководит. Но в обоих случаях судят по статье о госизмене и в обоих случаях — за журналистскую и профессиональную деятельность. Так что параллели провести можно.
— Складывается впечатление, что в последние годы в стране число уголовных дел по обвинению в госизмене растет.
— Это действительно так. С 2014 года мы наблюдаем вспышку уголовных дел, связанных с госизменой. Если до крымских событий выносилось в среднем три приговора в год, то уже в 2015 году их было 15. Так что статистика подтверждает наши наблюдения: ситуация ухудшается, количество дел растет.
— Чем это объясняется?
— Тем, что Россия живет как бы в состоянии войны. А если война, то, значит, кругом враги. С внешними врагами все понятно — это заграница. Но ведь должны быть и внутренние враги, значит, надо их искать, и спецслужбы должны работать и показывать свою статистику.
Вот они и работают — и если нельзя найти настоящего внутреннего врага, госизменника или шпиона, значит, надо его выдумать. Вот и выдумывают — и появляются дело Сафронова, дела ученых… По обвинению ученых целая пачка дел есть! Я не помню, чтобы я до 2015 года защищал сразу нескольких человек, обвиненных в госизмене. А сейчас это считается нормой.
— Среди ваших подзащитных, как вы уже упомянули, немало ученых. В связи с этим вы когда-то говорили о том, что в стране проявляется тренд «атаки на науку». Сейчас в шпионаже обвинили журналиста. Есть ли какие-то «группы риска», которым грозит повышенная опасность попасть под 275-ю статью УК РФ?
— Да, такая группа есть. Это люди, которые оперируют информацией, работают с информационными источниками. Вот вам, пожалуйста, — ученые и журналисты. Второй критерий, который определяет эту группу, — это международные связи с зарубежными коллегами — с такими же учеными или с журналистами, работающими за рубежом. Любой человек, который обладает этими двумя критериями, тоже обязательно входит в «группу риска» и подвержен потенциальному преследованию по статье о госизмене.
— В чем опасность обвинения в госизмене?
— Опасность и в размытости формулировок, и в том, что предварительное следствие ведет ФСБ. А ФСБ — это служба, которая входит в разряд неприкасаемых, авторитет у нее очень высокий. И не потому, что они такие молодцы и делают все законно и обоснованно, а просто из-за того, что с ними боятся связываться. Ну и, наконец, сроки наказания за госизмену — с 12 до 20 лет. Для некоторых, например, для престарелых ученых, которых я защищаю, это смертный приговор.
— А есть примеры, когда дела по обвинению в госизмене заканчивались оправдательным приговором?
— Оправдательный приговор по 275-й статье был вынесен всего один раз — в 1999 году Александру Никитину, которого обвиняли в госизмене при подготовке главы доклада «Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона» для норвежской экологической организации «Беллуна». Дело вела группа защитников под руководством Юрия Шмидта, одного из моих учителей. Больше оправдательных приговоров не было.
— Насколько высоки шансы у Ивана Сафронова быть оправданным?
— Я всегда говорю: шансов нет только у покойников. Поэтому надо работать, не сдаваться, и не опускать рук. А своему подзащитному я желаю стойкости, терпения и сил.
Источник dw.com
